Признайся хоть себе...

Ностальгируя по советским временам, как-то мы забываем о том, что это такое было: жить в закрытом наглухо пространстве, отгороженном от всего остального мира стеной лжи. Пространстве, в котором тебя в любой момент могут взять люди в штатском, и ты пропадёшь навсегда, и никто даже не осмелится спросить - что же с тобой стало. Так жили наши родители, и мы застали то время…

ВСТРЕЧА С СОВКОМ, ОТ КОТОРОГО УЕХАЛА

Более четверти века тому назад мы покинули Москву - город, в котором я родилась, где прошло мое детство, учеба, где у нас с мужем родились дети и умерли наши родители. Мы покинули эту страну навсегда. Не скажу, что легко прорастали наши корни сквозь новый субстрат. Кто-то должен был пожертвовать своим благополучием на благо своим детям. Да, мы были в семье первыми, но никогда не пожалели об этом. Те, кто знали о наших планах, радовались за нас,  и многим хотелось быть на нашем месте. Ностальгия, или боль о родине, тоска о ней - никогда подобные мысли не посещали нас. Наши семьи испили горькую чашу: поселения в черте оседлости, разнузданные погромы, государственный и бытовой антисемитизм, гибель родных в Бабьем яру, и девять молодых мужчин, погибших на фронтах войны, чьи жены остались вдовами до конца. Огромный груз горя и печали надо было оставить в этой стране.

Семья брата мужа встретила нас в Бостоне холодно, золовка высказалась: "зачем ты трудилась над диссертацией, запомни - ты здесь никто". "Ты ошибаешься, мои знания при мне и поэтому я чувствую себя богатой", - ответила я. Так я повстречалась с тем же совком, от которого уехала.

Старайся личность от нападок уберечь.
Щитом послужит гордость, слово - меч.
"Речам глупцов напрасно не внимай.
Обиду от достойных принимай".

ЛЮДИ ПРОСТО ХОТЯТ НОРМАЛЬНОЙ ЖИЗНИ

Начавшаяся в 1918 году первая волна русской эмиграции была массовым явлением (более двух миллионов эмигрантов) и продолжалась до начала Второй мировой войны и оккупации Парижа. В этот период значительная часть русской интеллигенции (философы, писатели, художники) эмигрировали или были высланы из страны.

Впервые среди эмигрантов преобладающей национальной группой были русские, второй по численности группой были евреи, наиболее дискриминированная национально-религиозная группа Российской империи. Но для многих евреев, основным занятием которых была торговля и вообще предпринимательство, большевистский режим был совершенно непереносим.

В начале 20-х годов, столицей эмиграции стал Берлин, там какое-то время проживало несколько сотен тысяч русских, во всей Германии было около шестисот тысяч - огромная цифра. Это объяснялось дешевизной жизни, гиперинфляцией, которая позволяла как-то существовать. И лишь после стабилизации немецкой марки Париж - он и был одной из столиц - стал главной столицей.

Именно в эмиграции выходил лучший русский литературный журнал всех времен - "Современные записки". В одном журнале вынужденно печатались по существу самые лучшие литераторы России, оказавшиеся в эмиграции, начиная с нобелевского лауреата Бунина и заканчивая по алфавиту Мариной Цветаевой. Эмиграция нам оставила  культурное наследие. В эмиграции люди не только доживали, а в эмиграции, прежде всего, появлялись новые деятели культуры, и здесь, конечно, пальма первенства принадлежит Владимиру Набокову. Как раз его русские романы практически все были напечатаны в парижском журнале "Современные записки".

Эмиграция с 1990 года и до распада СССР произошла на фоне упадка коммунистического уклада, который изжил себя, общество стало искать новые пути развития, пока ещё не совершенные. В связи с низким качеством жизни и плохим экономическим положением страны люди двинулись на Запад. Они хотели нормальной жизни в тех странах, где налажена система образования и здравоохранения, где рабочие получают хорошие зарплаты, на которые могут позволить себе жить достойно. Примечательно, что примерно у каждого пятого эмигранта было высшее образование или учёная степень.

ЛИЧНОЕ

Однажды в Шереметьевском аэропорту мы провожали родственников, уезжающих в Америку. Я не могла сдержать слез, обильно струившихся из моих глаз. Я думала, что мы прощаемся навсегда. Что же заставило брата моего мужа с женой и 13-тилетним сыном бросить налаженную в достатке жизнь, оставить своих матерей  и устремиться в неизведанное? Тогда я их не понимала.

Мне так хотелось защитить диссертацию, чтобы порадовать папу, а муж ходил на работу с такой радостью, что многие этому рвению завидовали.

Спустя несколько лет я поняла, как осмотрительно они поступили: оба нашли работу, кое-как выучили язык, купили дом, сын окончил школу и колледж.  В это время началась десятилетняя война в Афганистане, а у нас подрастали два мальчика. Старший сын с болезнью сердца в армию не был призван, но чтобы подтвердить порок сердца, его таскали по всем военным госпиталям и выявить симуляцию. У младшего была сильная миопия. Он носил очки -8,5. Однако военкомат призвал его в стройотряд - носить тяжести, когда при малейшем напряжении может произойти отторжение сетчатки. Вот тогда я поняла, что действовать надо немедленно. Мои родственники из Вашингтона, имевшие связи в Конгрессе, оформили документы, и через месяц мы оказались в новой стране.

И я вспоминаю свое безрадостное детство, как плохо я всегда была одета и донашивала старые платья моей сестры. Как я всегда хотела есть. Однажды я открыла бабушкин буфет и увидела банку с желтым веществом, зачерпнула пальцем и съела, вкуса не почувствовала и повторила еще раз; после закрыла банку вощеной бумагой и прочла: мазь от псориаза. Мне было пять лет.

Я помню январь 1953 года, когда восточный деспот развернул "дело врачей", лица моих бедных родителей были мрачные, они ходили на работу, прощаясь с нами. Но зато, как радовались мы 5 марта. Школьные учителя не оставили положительных воспоминаний, запомнились строгие неулыбчивые лица и  казарменная дисциплина. С восьмого класса мы объединились с мальчишеской школой, и последние годы окрасились дружбой и приятной компанией единомышленников.

В институте в течение пяти лет была интенсивная учеба, меня на трех кафедрах оставляли в аспирантуре как отличницу, но я хотела передохнуть от учебы и получила свободу выбора. В научном институте цветных металлов мне были рады и направили в отдел кадров. Открыв мой паспорт, руководитель, как бы смущаясь, сказал: видите ли, пока вы шли, мы взяли уже на это место человека. Так началось мое непосредственное знакомство с государственным неприкрытым антисемитизмом.

"Каждая гадина нас выбирает жертвой газа, погрома ли, проволоки колючей - Ибо мы всех беззащитней - и всех живучей!" - Дмитрий Быков.

Семейная жизнь началась с четвертого курса: муж получал 90 рублей, моя стипендия - 44. Я как-то писала о рождении детей, поэтому этот кошмар вспоминать не хочется. В детском саду воспитательница обзывала двухлетнего сына грязными словами, когда он не смог съесть жилистую печенку. В доме он никогда не слышал подобных слов и просил меня объяснить, что они означают. Когда дело касается ребенка, мать, какая бы робкая она ни была, становится  отчаянным борцом - антисемитку уволили.
 
Перед рождением второго сына мы получили новую квартиру как семья погибшего на войне офицера - спустя 25 лет после окончания войны. Как доставали мебель, холодильник и другие необходимые для жизни предметы, рассказывать не стоит: новое поколение не поймет, а старые люди сами прошли через такие же трудности, если, как и мы, не имели блата. Видимо, в новом районе сосредоточилась не только провинциально-деревенская публика, но и их дети, воспитанные в воровской среде. Когда сын с товарищем направлялись домой после школы, шпана чистила их карманы и отбирала все, что им нравилось. Эти нападки происходили днем, люди проходили мимо и никогда не препятствовали насилию. А младшего сына ежедневно били, сбрасывали очки и топтали осколки ногами. Школа эта была мерзопакостная со всеми учителями и директором вкупе.  Так о чем же сожалеть? На какой почве должна прорастать так называемая ностальгия? Нет у меня этого чувства.

ПОБЫВКА

Спустя семь лет после прилёта в Америку, мы с мужем  решили побывать в Москве, чтобы взять землю с могил наших родителей и положить туда, где мы установили им два монумента. Затем приехали к дому, в котором прожили 22 года, увидели напротив дома ненавистную школу - и ничего в душе не всколыхнулось, кроме горечи. По дороге остановились у здания моего сверхсекретного института без вывески, я вспомнила, что все бывшие сотрудники моего отделения уже в другом мире, и некого навещать. И так захотелось скорее домой - в наш райский уголок, где тишина и свежий воздух, в большую квартиру с неназойливыми соседями - что мы попытались поменять билеты на ближайший рейс до Бостона.  За это требовалось доплатить 200 долларов, но лишних денег у нас не было.

Все оставшиеся дни мы провели в Третьяковской галерее, в Пушкинском музее и в Большом театре. В аэропорту Логан нас приветствовали: welcome home!  Да, теперь мы дома, здесь нас ждут.

ВНУКИ - АМЕРИКАНЦЫ

Прошли годы, у старшего сына родились девочка и мальчик. Внуки мои - американцы: легкие в общении, с многочисленными друзьями, усвоили присущий этой стране образ жизни, жизнерадостные, веселые и очень умные. Безукоризненный английский и неплохое знание русского языка. Муж мой язык не выучил и лечился у русского врача, который превратил медицину в бизнес и не заметил агрессивной стадии рака. Мои попытки судиться с ним после смерти моего мужа, потерпели крах, так как деньги эскулапа решили все. Но надо отдать должное американским хирургам, которые раньше провели сложнейшую операцию по замене митрального клапана у мужа, продлив тогда его жизнь на 13 лет.

ТАМ, ГДЕ ТВОЁ СЕРДЦЕ

Однажды мне друзья прислали ссылку на концерт незнакомого певца, его имя Олег Погудин. С тех пор я стала слушать этот мелодичный голос ежедневно и чувствовать его целебную силу. Познакомилась с большим количеством его поклонников, живущих в Москве. И однажды на форум, посвященный артисту, я поместила статью о Владимире Высоцком, свидетельницей похорон которого я была. Сколько же грязи было выплеснуто в мой адрес: я не патриотка, не люблю родину, а одна особа написала, что они спасли меня от газовой печи. Очевидно, что больше там я не появилась, а дружба с изумительным певцом у меня сохранилась. Так что же такое болезнь по родине? И что считать родиной? Родина там, где твое сердце!

Человек, охваченный приступом ностальгии, решает вернуться домой. Но, возвращаясь, не находит на прежнем месте того дома и тех людей, которых он покинул, или находит их до неузнаваемости изменившимися. Мы не можем, как бы нам этого порой ни хотелось, вернуться в мир своего детства, юности. Этим, кстати, объясняется и тот странный на первый взгляд  факт, что почти никто из представителей третьей волны российской эмиграции, получив возможность вернуться на родину, не сделал этого. Ведь им пришлось бы вернуться в какую-то другую страну, совсем не в ту, какую они помнят и знают. В стихотворении Коржавина "...Я каждый день встаю в чужой стране" есть такие строки: "Я знаю сам: /Здесь тоже небо есть. /Но умер там/ И не воскресну здесь.
 
Я каждый день
Встаю в чужой стране.
В чужую близь,
В чужую даль гляжу,
В чужую жизнь
По лестнице схожу.
Как светлый лик,
Влекут в свои врата
Чужой язык,
Чужая доброта.
Я к ним спешу.
Но, полон прошлым всем,
Не дохожу
И остаюсь ни с чем

Это желание вернуть то, чего мы никогда не имели. Ностальгия -  это когда вспоминаешь, как хорошо было сидеть перед уютным камином, но уже не помнишь, как пилил дрова для него.

Ностальгия как склероз: мы вспоминаем очень хороший миг жизни, напрочь забывая все то плохое, что этот миг окружало, это романтизация прошлого, окрашенная воспоминаниями молодости. Рано или поздно наступает минута, когда впереди только прошлое, а будущее - позади.