Я не согласен ни с одним словом, которое вы говорите, но готов умереть за ваше право это говорить... Эвелин Беатрис Холл

независимый интернет-журнал

Держись заглавья Кругозор!.. Наум Коржавин
x

БАГРАТИОН

Опубликовано 19 Июля 2009 в 21:51 EDT

- Женщина - всегда женщина, - объяснял Каха. - А мужчина - всегда поэт. Если женщина некрасивая - он додумает ей красоту. Если глупая - он додумает ей ум. Даже если она одноногая, он додумает ей...
- Вторую ногу? - с иронией переспрашивал я.
- Крилья, - отвечал Каха. - Как ангелу.
Гостевой доступ access Подписаться


Рассказ

Мне не хочется начинать рассказ сакраментальной фразой "всё началось с того...", поэтому я с удовольствием начну его по-другому: всё началось задолго до того, как мой знакомый, грузин по имени Каха, нашел черного вороненка с подбитым крылом.

У Кахи была большая голова, большой кавказский нос, большие черные глаза под густыми сросшимися бровями и большие, как у лошади, белые зубы. Сердце у него тоже, наверно, было большим - во всяком случае, отзывчивым и щедрым. Пожалуй, оно было даже чересчур большим - например, для того, чтобы отдать его целиком какой-нибудь одной женщине, и Каха щедро делился им со всеми встречными дамами - старше его, моложе его, красивыми, не очень красивыми и очень некрасивыми.

- Женщина - всегда женщина, - объяснял Каха. - А мужчина - всегда поэт. Если женщина некрасивая - он додумает ей красоту. Если глупая - он додумает ей ум. Даже если она одноногая, он додумает ей...

- Вторую ногу? - с иронией переспрашивал я.

- Крилья, - отвечал Каха. - Как ангелу.

Каха отлично говорил по-русски, с почти незаметным грузинским акцентом, который нарочно утрировал, когда хотел сказать что-то очень мужское или очень поэтическое. Его жена Аня, маленькая и какая-то бесцветная, похожая на мышку, догадывалась о похождениях мужа, но предпочитала не знать о них наверняка. Она была наполовину русской, наполовину еврейкой, и эта последняя половинка, превратившаяся в союзе с Кахой в четвертинку, вывезла обоих в Германию. Эффектный Каха боготворил неприметную жену и был равнодушен к ней, как к иконе.

- Бога мать Мария тоже была прекрасной женщиной, - объяснял Каха, - но мы любим не ее одну.

- И как это понимать, Каха? - спрашивал я, заранее угадывая ответ.

- Не строй из себя мальчик-дурачок, - отвечал Каха. - Жена - как храм: пришел, помолился, ушел.

- Куда ушел, Каха?

- Грешить дальше. Если не грешишь - зачем молиться?

В своих походах в храм и обратно Каха зашел, всё же, слишком далеко. Однажды он привел в дом молодую девушку, очень красивую, с каштановыми вьющимися волосами и огромными серыми глазами.

- Ее зовут Оксана, - отрекомендовал он гостью жене. - Будет жить у нас, будет тебе сестра.

- А тебе, значит, свояченица? - уточнила Аня, оправившись от первого потрясения.

- Свояченица, мояченица, - махнул рукою Каха. - Что нам делить? Все люди братья. Будем жить по-людски.

- По-твоему, вот это по-людски? - нехорошим голосом произнесла Аня, с ненавистью поглядев на "сестру". - Ты, Каха, совсем совесть потерял.

- Зачем так говоришь? - возмутился Каха. - Девушка мерз на улице, я подобрал, привел, а ты нет, чтоб дать кусок хлеба...

- Вы, милая моя, случайно не из Австралии? - повернулась Аня к гостье.

- Нет, - удивилась та, - я из Кишинева.

- Что ж вы так мерзнете в середине августа?

- Каха, я, пожалуй, пойду, - нервно проговорила Оксана.

- Я, пожалуй, тоже, - отозвался Каха.

Он и в самом деле ушел из дома и больше в нем не появлялся. Некоторое время скитался по друзьям, пару недель жил в комнатушке у земляков в общежитии для беженцев, пока ему не удалось снять недорогую квартиру-полуторку в отвратительном индустриальном районе города. Когда в ней установили телефон, он позвонил мне, сообщил свой адрес и позвал в гости.

В небольшой квартирке стояла чужая, принадлежавшая хозяину мебель, в нише гостинной прижалась к кафельной стене доисторического вида кухня. Зато стол, хоть и не ломился от яств, но был щедро уставлен соблазнительными шедеврами кавказской кулинарии, состряпанной из немецких продуктов. Посреди тарелок с лобио, сациви и прочими чудесами стояли бутылки хорошего красного вина - Каха никогда не скупился на вина.

- Извини, дорогой, что не пригласил тебя раньше, - улыбнулся Каха, усаживая меня за стол. - Хотел, конечно, устроить новоселье, но не получилось. Все друзья - женатые и порядочные, один ты холостой и умный.

- Каха, а как же Аня? - не удержался я от вопроса.

- Прекрасная женщина, - сказал Каха. - Добрая, чуткая. Видеть ее не могу.

- А эта... Оксана где же?

- Прекрасная женщина, - поцокал языком Каха. - Красивая, умная. Жить с ней невозможно.

- Так ты, что ж, теперь один будешь?

- Я?! - захохотал Каха, и я устыдился нелепости своего вопроса.

Мы выпили по стакану вина.

- Каха, а с Майей ты тоже не собираешься видеться?

Майя была их с Аней дочкой.

- Чудесная девочка, - расплылся в улыбке Каха. - Из нее получится прекрасная женщина. Обязательно буду видеться. Хочешь на ней жениться?

- Ты с ума сошел? - опешил я. - Она же ребенок. Между нами двадцать лет разницы.

- Вах! - с нарочитой кавказкостью произнес Каха. - Что такое двадцать лет? Сегодня двадцать, завтра чуть поменьше, а послезавтра она уже старше, чем ты.

- Нет, Каха, спасибо, - покачал головой я.

Каха посмотрел на меня с благодарностью.

 - Ты настоящий друг, - сказал он. - Настоящий человек. Понимаешь, что муж из тебя никудышний, и не хочешь оскорблять друга согласием. Давай за тебя выпьем.

Мы выпили, я закусил сыром и попробовал лобио. Лобио был великолепен.

- Неужели, Каха, ты сам всё это приготовил? - спросил я.

- Обижаешь, дорогой. Конечно, сам. Настоящий мужчина - всегда поэт, а настоящий поэт - всегда хороший повар. Приходи, когда хочешь, накормлю, чем хочешь.

Я и в самом деле стал часто бывать у Кахи - не реже одного раза в неделю. Его общество было легким и приятным, а встречал он меня - да и любого, пожалуй, - с искренним радушием. Квартира Кахи понемногу менялась, вернее сказать, обрастала новыми деталями явно женского происхождения - свечки в подсвечниках, вязаные салфеточки, розовый плюшевый слоник на диване.

- От Полечки, от Светочки, от Тамарочки, - объяснял Каха. - Прекрасные женщины. Встретились, попрощались, оставили неизгладимый след - что еще мужчине нужно?

Однажды Каха позвонил мне и таинственным голосом произнес:

- Слушай, бросай свои дурацкие дела. Приходи - познакомлю.

И положил трубку.

Я собрался в путь, немного недоумевая. Обычно Каха не спешил знакомить друзей со своими пассиями. Как всякий мужчина, по-настоящему любящий женщин и любимый ими, он никогда не хвастал своими успехами и не выставлял их напоказ. Может, он по-дружески решил познакомить меня с какой-нибудь особой? Будь это не Каха, а кто-либо иной, можно было бы оскорбиться подобными объедками с барского стола, но Каха скорее отрезал бы себе не только руку, но и кое-что несравненно более для него важное, чем обидел бы человека, которого считал другом.

Купив бутылку хорошего красного вина, я сел в автобус и отправился на другой конец города. Каха открыл мне, таинственно и белозубо улыбаясь сквозь эффектную трехдневную щетину.

- Ну, - сказал я, - признавайся, абрекская душа, кого ты мне собрался показывать?

- У грузин абреков не бывает, - невозмутимо ответил Каха. - Мы - мирные разбойники. Молодец, хорошее вино принес. Потом пить будем. Ну, пошли.

- Как ее зовут-то хоть? - на всякий случай спросил я.

- Почему сразу ее? - деланно возмутился Каха. - Что я, по-твоему, жеребец?

Я вздохнул, пожал плечами и кивнул.

- Говорил плохо, молчишь еще хуже, - резюмировал Каха. - Сейчас тебе станет стыдно. Потому что это не она, а он.

- Что? - остолбенел я. - Ты чего, Каха, сдурел от многообразия?

- Почему сдурел? - удивился Каха.

- Ну... - я совершенно растерялся. - Мне всегда казалось, что тебе женщины нравятся.

- Правильно казалось, - кивнул Каха. - А что тебе сейчас кажется?

- А сейчас мне показалось, что ты привел в квартиру мужчину.

Каха некоторое время недоуменно смотрел на меня.

- Ты идиот, - спросил он, - или притворяешься? Если притворяешься, то очень удачно.

- Ты же сам сказал, что это не она, а он!

- Сказал, потому что думал, что говорю с умным человеком. А говорил с тобою. Пошли!

Он буквально втащил меня в комнату и подвел к буфету.

- Наверх смотри, - приказал он.

 


Я посмотрел на буфет. На буфете, поблескивая стальными прутьями, стояла клетка, а внутри нее, с любопытством глядя мне в глаза, сидел маленький черный вороненок.

- Ничего себе, - сказал я. - Ты где его взял?

- Я его не взял, - ответил Каха, - он сам взялся. Сидел перед домом с пребитым крылом и плакал.

- Плакал, - машинально повторил я, почесывая подбородок. - И давно он у тебя?

- Четыре дня. Сперва ничего не ел, не пил, а теперь кушает, кушает, кушает, всё время кушает и пьет, как лошадь.

- Ты что, его вином поишь? - удивился я.

- Каким вином! - возмутился Каха. - Он же еще ребенок! Вот подрастет - так я ему и вина налью, и чачи налью.

- А где он крыло сломал?

- Подрался с кем-то, - уверенно заявил Каха. - Ты же видишь - настоящий мужчина. Красавец, черный, на меня похож.

- Так он мужчина или ребенок?

- Ребенок-мужчина. Мальчик называется. Слыхал про такое? Пойдем выпьем за него.

Мы сели за стол, Каха открыл вино и разлил его по фужерам.

- За Багратиона! - величественно произнес Каха.

- Можно и за Багратиона, - пожал плечами я. - А почему именно за него?

Каха посмотрел на меня с состраданием.

- Ты меня сегодня удивляешь, - сказал он. - У тебя что, день тупости? Багратион - это мой ворон!

- А-а, - проговорил я. - Красивое имя.

- В честь родственника назвал, - похвастался Каха.

- У тебя есть родственник Багратион?

- Конечно, есть! Тот самый, знаменитый. Что ты на меня так смотришь? Все грузины - родственники. Особенно за границей. От тоски братьями становимся.

Каха отпил полфужера.

- Честно тебе скажу, - продолжал он, - мне вся эта Германия - как дикому коню стойло. Слишком уж она правильная. Бумажка туда, бумажка сюда, тут получите, тут распишитесь, на красный стоим, на зеленый переходим. Так умереть можно.

- Зачем же из Грузии уехал? - спросил я.

- Сам не знаю, - вздохнул Каха. - Раз - и уже здесь. Там жить невозможно стало. Бумажек никаких, расписыватся негде, получать нечего, и все на красный свет прут.

- На тебя, Каха, не угодишь, - усмехнулся я. - Так где же лучше?

- Конечно, там! Там всего лишь невозможно жить, а здесь можно умереть. Если бы не женщины, я бы уже давно умер. Давай за женщин выпьем!

Мы выпили за женщин, потом за друзей, потом за Грузию, потом снова за Багратиона. Каха, всегда умевший пить долго и не пьянея, неожиданно захмелел.

- Клетка, большая золотая клетка, - пробормотал он. - Хочешь посмотреть на домашнего грузина? Смотри, это я, Каха. Да, очень большая клетка. И не такая уж золотая. Но ничего, мы еще вырвемся из клетки, да, Багратион?

Вороненок неопределнно каркнул в ответ, то ли соглашаясь с Кахой, то ли, напротив, иронизируя над ним. А, может быть, он просто сказал "кар", никого и ничего не имея в виду.

Багратион жил в доме Кахи уже больше месяца. За это время Каха страшно привязался к вороненку, а вороненок к нему. Каха кормил его отборным мясом и фруктами, поил молоком и бульоном, возил к ветеринару, выложив немалую для неимущего иммигранта сумму из собственного кармана. Когда крыло вороненка почти зажило, Каха стал выпускать Багратиона из клетки, и тот бегал за ним по всему дому, как собачонка. Багратион оказался большим ревнивцем. Первым делом он до смерти заклевал растущим не по дням, а по часам клювом розового плюшевого слоника, затем не менее изощренно разобрался со знаками внимания остальных дам. Когда к Кахе приходила очередная гостья, Багратион набрасывался на нее и хватал клювом за краешек пальто.

- Он - джентльмен, - смеясь, пояснял Каха испуганной Анечке, Манечке или Танечке. - Помогает тебе раздеться.

Анечка, Манечка или Танечка предпочитали, всё же, чтобы раздеться им помог сам Каха. А тот был в таком восторге от своего вороненка, что даже не замечал дамского испуга и требовал, чтоб гостья была нежна с его питомцем.

- Погладь его, ну погладь! - требовал он.

 


"Погладь, погладь, - говорил в тон ему взгляд Багратиона. - Я тебе так поглажу, что ты дорогу сюда забудешь".

Гостья женским чутьем угадывала намерения вороненка и категорически отказывалась ласкать птицу. Иногда Багратион расходился до того, что Кахе приходилось запирать его в клетку, пока очередная визитерша была в доме, ибо та впадала в оцепенение. Багратион, насупившись и нахохлившись, глядел из-за прутьев с укоризной на Каху и с откровенной ненавистью на непрошенную гостью. После ее ухода он демонстративно отказывался выходить из клетки, отвергал еду и питье и лишь несколько часов спустя с видимым одолжением снисходил до того, чтобы склевать кусок говяжьего филе.

В конце концов, каждая из приходящих женщин поставила вопрос ребром: или я, или он. К их немалому удивлению Каха реагировал немедленно и бескомпромиссно: он брал пассию за руку, выводил в прихожую, галантно надевал на нее пальто, целовал по-отечески в лоб и со словами "прощай, дорогая" открывал перд нею двери, чтобы тут же закрыть их для нее навсегда. Зная Кахино отношение к женщинам, это было поразительно. Багратион торжествовал.

- Нет, как тебе это понравится? - возмущенно говорил Каха вороненку. - Она мне, Кахе, будет ставить условия!

Вороненок одобрительным карканьем соглашался с человеком, который стал для него отцом, другом, хозяином и братом в одном лице. Впрочем, вопрос кто из них кому приходился хозяином лично я бы оставил открытым...

Женщины практически перестали бывать в кахином доме, который как-то очень быстро изменился. Вместе с милыми безделушками из него исчез уют, приятный легкий аромат женских духов сменился запахом птичьего присутствия и мужского одиночества. Сам Каха тоже стал другим. Если раньше обилие женщин с лихвой примиряло его с германской обыденностью, то теперь ощущение чужеродности захлестнуло его. Он сделался угрюмей, стал много и безрадостно пить. Иногда я приезжал к нему с благим намерением вытащить его из мрачного пьянства, в которое он скатывался, а в результате оставался пить с ним напару.

- Уеду отсюда, - говорил Каха, скребясь в недельной щетине, уже отнюдь не эффектной, а такой же безысходной, как и атмосфера в его квартире. - Уеду отсюда к черту.

- К черту - это куда? - спрашивал я, отпивая вино из фужера.

- В Грузию, - отвечал Каха.

- По-твоему, в Грузию - это к черту?

- Не шути. Тебе, еврею, не понять. У вас нет Родины.

- Что такое?

- Не обижайся. Вы привыкли странствовать по свету, убегать, уезжать, исходить, если хочешь. А грузины всегда жили дома.

- Ага, только иногда на Бессарабский рынок наведывались.

- Всё-таки обиделся, да? А я на тебя не обижаюсь. Я ни на кого не обижаюсь. Как я могу на кого-то обижаться, если я сам всех обидел? Жену обидел, дочь обидел, самых лучших женщин на свете обидел...

- Может, помиришься с Аней? - предложил я. - Она женщина добрая, вдруг простит.

- Она меня, может, простит, - ответил Каха. - Я себя не прощу. Нет, не буду с ней мириться.

- Но почему, Каха?

- Потому что. Сегодня помирюсь, завтра на руках носить буду, послезавтра опять какую-нибудь Оксану в дом приведу. Я себя знаю... Нет, только домой, только в Грузию! Буду дышать горным воздухом, застольничать с друзьями, любить прекрасных женщин. Прочь из клетки! Да, Багратион?

Вороненок, превращающийся понемногу в маленького ворона, вспорхнул на спинку стула. Ко мне он Каху не ревновал и запирать его не приходилось.

- А с ним как поступишь? - я кивнул на Багратиона. - С собой возьмешь?

- Зачем с собой? - пожал плечами Каха. - Он - птица, он - свободный. Вот выздоровеет совсем и отпущу его - пусть летит.

Багратион ничего на это не отвечал, лишь смотрел на Каху каким-то темным взглядом.

После этого мы не виделись с Кахой более месяца. У меня, несмотря на мои холостяцкие убеждения, неожиданно завязался роман с одной особой из Москвы, которая, официально не переехав под мою крышу, практически из-под нее не вылезала. Я пока не думал, каким образом буду обрывать эту связь, как обычно предпочитая не думать о будущем, но получать удовольствие от настоящего. Когда удовольствие стало попахивать катастрофой, мне неожиданно позвонил Каха.

- Извини, - сказал он, - чувствую, что мешаю, но... Ты не мог бы ко мне приехать?

- Что-то случилось? - спросил я.

- Случилось. Приезжай. Выпить привези. - Каха повесил трубку.

Я быстро оделся и, на ходу сообщив, что вернусь поздно, выскочил из дому. Погода была непривычно холодна для второй половины марта, но я решил прогуляться до Кахи пешком, прикупив по дороге вина. Денег у меня теперь было немного и вино я купил недорогое и не очень хорошее, но Кахе с некоторых пор было всё равно, что пить. Возможно, он и вовсе предпочел бы водку.

Когда Каха открыл мне, я даже испугался. Лицо его отекло, глаза запали, щетина выросла в неровную, неухоженную бороду.

- Что случилось, Каха? - тревожно спросил я.

- Заходи, - просто ответил Каха.

Я бросил на вешалку пальто, вытащил из его кармана бутылку и направился вслед за Кахой в комнату.

- Ставь бутылку на стол и садись, - велел Каха, доставая из буфета фужеры.

На буфете по-прежнему стояла клетка, на сей раз пустая, с распахнутой дверцей.

- Где Багратион? - спросил я. - На кухне гуляет?

- Нет, - ответил Каха. - Он... не на кухне. Он в спальне.

- Спит, что ли?

- Нет...

- А что?

- Отдыхает.

- От чего отдыхает? - невольно усмехнулся я. - Он что, устал?

- Да, - как-то тупо сказал Каха. - Он... очень устал. Давай выпьем.

Я разлил по фужерам вино, и мы, не чокаясь, выпили.

- Так что там с Багратионом? - поинтересовался я.

- Я его... отпустил, - ответил Каха.

- Как отпустил? - не понял я. - Ты же говорил, он в спальне.

- Да... в спальне. Я его отпустил, а он вернулся.

- Ничего не понимаю, - немного нервно сказал я. - Ты можешь толком объяснить?

- Могу. - Каха залпом выпил свой фужер и закашлялся. - Он выздоровел. Совсем выздоровел. Мог уже по квартире летать. Налей еще вина... Мне было больно расставаться, но он - птица, он - ворон, он должен жить на свободе. Я его взял, вынес на улицу и сказал: лети. - Каха пригубил вино из бокала, поморщился и снова выпил его залпом. - Он сперва не хотел. Смотрел на меня такими глазами... Собачьими глазами, когда хозяин собаку из конуры выгоняет. А потом каркнул и улетел. Это позавчера было, да, это позавчера было...

- А дальше что?

- Ничего. Ты почему вина не наливаешь?

Я доразлил из бутылки вино. Каха с сожалением посмотрел на опустевшую бутылку, затем на полный фужер, точно примериваясь, махнул рукой и по-новой выпил залпом.

- Надо было больше купить, - сказал он. - Слушай, одолжишь мне немного денег? Я через три дня верну.

- Я тебе так дам, - ответил я. - А вино потом схожу куплю. Ты рассказывай.

- Спасибо, - улыбнулся Каха. - Только лучше водку.

- Хорошо, водку. Рассказывай.

- А что рассказывать? Сегодня он вернулся.

- Багратион?

- Багратион. Я в кухне сидел, окно открыто было, он прямо на стол мне упал.

- Как упал?

- Так и упал. Из окна. Весь заклеваный, весь в крови. Почти мертвый.

- И кто ж это его так? - Я невольно сглотнул.

- Как кто? - пожал плечами Каха. - Свои, конечно. Вороны. Не приняли они его назад. Понимаешь, да? - Каха схватил меня за рукав свитера и страшно посмотрел мне в глаза. - Не приняли! От него домашней пищей пахнет. Человеком пахнет. Клеткой пахнет! Он им чужой стал. Он... он в спальне, на кровати лежит, - тихо добавил Каха. - Я его сам туда положил. А куда еще? Что я еще могу для него сделать? Хочешь, пойдем посмотрим на него?

Это был не вопрос, а просьба. Кахе страшно было идти одному в спальню и смотреть на заклеванного Багратиона. Мы встали из-за стола и направилсь в спальню вместе. Багратион лежал на широкой кахиной кровати маленьким черным пятном. Кровь на нем давно запеклась, красные ее следы смотрелись грязными ржавыми подтеками на перьях. Мне стало не по себе.

- Каха, он... он живой еще? - сквозь какую-то пелену спросил я.

В это время Багратион испустил слабое, совсем не похожее на карканье придыхание.

- Пока да... - проговорил Каха. - Может, ночью умрет, я не знаю... Слушай, - он снова посмотрел мне в глаза. - Как думаешь, если я вернусь в Грузию, меня там вот так же заклюют? До крови? До смерти?

- Каха, перестань, - сказал я.

- От меня ведь теперь тоже чужим пахнет, - продолжал Каха. - Клеткой пахнет. Как думаешь, лучше дальше оставаться в клетке или пусть уж тебя заклюют?

- Каха, его к дежурному ветеринару отвезти надо, - сказал я. - Я знаю, есть такие...

- Нет, - ответил Каха, - я знаю, что не надо. Я знаю - как только я его возьму с кровати, он тут же умрет. А так, может, не умрет.

- Каха, это бред!

- В таких ситуациях бред - самое разумное. Иди за водкой.

Я взял у Кахи ключ, побежал на автозаправку и спустя минут двадцать вернулся с бутылкой водки в руках. Каха по-прежнему стоял в спальне над вороненком и острожно, одним пальцем, гладил ему крыло.

- Давай пить здесь, - сказал он. - Ты можешь сегодня у меня остаться? Позвони, скажи, что...

- Не буду я никуда звонить, - ответил я. - Просто останусь. Ты точно не хочешь везти его к ветеринару?

- Точно не хочу, - ответил Каха. - А ты точно не хочешь звонить?

- Более, чем точно.

 


Мы сидели с Кахой в спальне до самого утра и пили водку. Пили прямо из горлышка, по очереди - даже за рюмками выходить не стали. Багратион время от времени постанывал по-птичьи. По-моему, он ощущал наше присутствие, в первую очередь, конечно, Кахино. Под утро Каху, который выпил водки в два раза больше моего, сморило, и я вышел на цыпочках в кухню, набрал в маленькую рюмку воды, принес ее в спальню, осторожно, едва касаясь пальцем, помыл Багратиона и дал ему попить. К моей радости, он сделал небольшой глоток и слабо полукашлянул-полукаркнул. Каха очнулся.

- Я уснул, да? - виновато спросил он.

- Не успел, - ответил я.

- Спасибо тебе, - сказал Каха.

- За такое не благодарят.

- А за что же тогда благодарят? - спросил Каха.

- Не знаю... - Я смутился. - Ни за что, наверное.

- Разве так можно? - Каха как-то странно посмотрел на меня. - Разве можно жить на свете и никого ни за что не благодарить?

- Каха, я... я не знаю, отстань от меня...

Каха улыбнулся.

- А ты не знаешь, - сказал он, - почему человеку бывает по-настоящему хорошо, когда ему по-настоящему плохо?

- Не знаю, - ответил я.

Каха снова улыбнулся.

- Какой ты молодец, что ничего не знаешь, - проговорил он. - Не обижайся, но - спасибо тебе. А теперь иди домой. Ты устал. И - знаешь что - извинись перед ней.

- Да, - сказал я. - Ты прав. Извиниться надо.

 


Каха снова выходил Багратиона, и тот выжил и окреп. Правда, теперь он почти не покидает клетку, даже когда Каха нарочно открывает дверцу, чтобы тот погулял по квартире. С женою Аней Каха так и не помирился, зато женщины вновь зачастили к нему. Каха пришел в себя, сменил неопрятную бороду на прежнюю эффектную щетину. Квартиру его опять наводнили дамские знаки внимания, безделушки, зачастую пошлые, но с ними как-то сам собою вернулся уют. Багратион с равнодушием взирает сквозь прутья клетки на дары и на дарительниц, не испытывая к ним ревности. Он молча наблюдает, как Каха угощает их изысками кавказской кухни и хорошим вином, и лишь вяло щурится. Как знать, может быть, благодарность сильнее ревности. Может быть, она сильнее всего на свете, включая прутья клетки, за которыми довелось оказаться.

 

Рисунки автора.

Не пропусти интересные статьи, подпишись!
facebook Кругозор в Facebook   telegram Кругозор в Telegram   vk Кругозор в VK
 

Слушайте

ПОЛИТИКА

«Ах, война, что ж ты сделала, подлая…»

По итогам двухлетней военной кампании появляется все больше признаков того, что война поворачивается в пользу России как на поле боя, так и с точки зрения ослабления некогда безоговорочной поддержки Запада. Но прогнозировать продолжительность и завершающий итог этой бойни сейчас невозможно.

Эдуард Малинский март 2024

НОВЫЕ КНИГИ

Мифы, легенды и курьёзы Российской империи XVIII–XIX веков. Часть первая

Пушкин: «Так было мне, мои друзья, и кюхельбекерно, и тошно». Маркиз де Кюстин. Шокирующие «Записки о России».

Игорь Альмечитов март 2024

ПРОТИВОСТОЯНИЕ

«Страшнее кошки зверя нет»

Уже в конце октября «Ансар Алла» начала ракетные обстрелы Израиля, правда, без видимого успеха. Йемен и Израиль разделяют почти 2000 км, по земле — это напичканная системами ПВО территория враждебной хуситам Саудовской Аравии, а в Красном море постоянно дежурят корабли военно-морского флота США, способные перехватывать ракеты. Кроме того, и сам Израиль защищен собственными современными системами противоракетной обороны.

Эдуард Малинский март 2024

ИСТОРИЯ

САМЫЕ ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ О ВЛАДЕ ДРАКУЛЕ

Валашский князь-господарь и воевода Влад III Басараб, больше известный широкой публике как Влад Дракула, является одной из самых сильных и ярких фигур европейского средневековья, человеком великой и трагической исторической судьбы, очень мощной, противоречивой и неоднозначной во всех смыслах и отношениях личностью. И, если вдуматься, это действительно так, ведь Влад Дракула был очень спорной и амбивалентной личностью, вызывающей двойственные и противоречивые чувства.

Аким Знаткин март 2024

Держись заглавья Кругозор!.. Наум Коржавин

x

Исчерпан лимит гостевого доступа:(

Бесплатная подписка

Но для Вас есть подарок!

Получите бесплатный доступ к публикациям на сайте!

Оформите бесплатную подписку за 2 мин.

Бесплатная подписка

Уже зарегистрированы? Вход

или

Войдите через Facebook

Исчерпан лимит доступа:(

Премиум подписка

Улучшите Вашу подписку!

Получите безлимитный доступ к публикациям на сайте!

Оформите премиум-подписку всего за $12/год

Премиум подписка