БОЛЬНИЧНЫЙ АНЕКДОТ

Откровенно говоря, я никогда не думал, что немецкая больница, где мне должны были прооперировать столь деликатную часть тела, как нога, окажется безумнее монгольского цирка. И еще меньше я ожидал, что хирург, которому препоручит меня судьба, будет так откровенно напоминать клоуна. Это был совсем молодой, лет тридцати, человек с рыжей гривой волос, конопатым лицом и такой широкой улыбкой, словно кто-то переклеил ее с увеличенного снимка.

- Поздравляю, - сказал он, протягивая мне руку. - Вы - мой первый пациент.

- В таком случае, - мрачно ответил я, - вы - мой последний врач.

- Ну, почему же, - усмехнулся рыжий хирург. - Я не сомневаюсь, что вы еще не раз окажетесь в больнице. Подпишите, пожалуйста, вот эти бумаги.

- Что это? - спросил я. - Завещание?

- Это ваше согласие на операцию, наркоз и отсутствие претензий к больнице в случае... Вы понимаете.

- Понимаю. Хотя последний пункт считаю излишним. Какие у меня уже могут быть претензии в случае... Вы понимаете.

- Понимаю. Желаете, чтоб вас полностью анастезировали или только нижнюю часть?

- Ну, хоть какую-то оставьте, - ответил я, подумав. - Вдруг мне во время операции есть захочется.

- Скорее наоборот, - возразил хирург. - Впечатлительных людей во время операции, как правило, тошнит. Вы ведь впечатлительный человек?

- Поживем - увидим, - со слабой надеждой ответил я.
Перед операцией меня, одетого в какие-то до неприличия полупрозрачные и прилегающие к телу больничные колготки, доставили к анастезиологу. Тот велел стащить с меня и эту оставшуюся малость, а мне - повернуться на бок. Я повернулся к нему лицом.

- Спиной, пожалуйста, - сказал анастезиолог.
Я подумал и ответил:

- Не-а.

- Почему? - удивился тот.

- Откуда я знаю, что у вас на уме.

- Вы сумасшедший? - спросил анастезиолог.

- Может быть. Но пока мне всего лишь собираются резать ногу.

- На их месте, - сказал анастезиолог, - я бы вам отрезал что-то другое. Причем без всякого наркоза. Живо поворачивайтесь ко мне спиной, мне еще трех пациентов следом за вами оприходовать надо.

"Ничего себе, - подумал я, обреченно поворачиваясь спиной, - да он просто маньяк какой-то".

С обездвиженной нижней частью меня вкатили в операционную, где деловито перекладывали инструменты странного вида люди в зеленых халатах.

"Перебрал с наркозом проклятый анастезиолог, - мелькнуло у меня. - Вот уже зеленые человечки мерещатся..."

В это время надо мной склонилось знакомое веснушчатое лицо моего хирурга.

- Ну что, - сказало лицо, нехорошо мне подмигивая, - будем оперироваться?

- Будем, - ответил я. - Только вы первый.

- Провертье, действует ли на него наркоз, - велел хирург ассистентам.

Те довольно бесцеремонно принялись дергать меня за ноги и вообще проделывать с ними совершенно отвратительные, на мой взгляд, вещи.

- Что-нибудь чувствуете? - спросил хирург.

- Чувствую, - ответил я.

- Хм... странно. А что именно?

- Стыд.

- Поставьте перед ним экран и приступим, - распорядился хирург.
Мою нижнюю половину отгородили от моего любопытного взгляда, и операция началась. Я смутно ощущал, как за воздвигнутой заслонкой что-то режут, пилят, забивают молотком и, вообще, вытворяют нечто невообразимое. Тут рядом со мною возник один из ассистентов.

- Как вы себя чувствуете? - поинтересовался он.

- Как Пиноккио, - ответил я.

- Эээ... в каком смысле?

- Чувствую, как меня выстругивают. Скажите там своим, что я не настаиваю на полном сходстве с Пиноккио в нижней части.

Ассистент недоуменно пожал плечами и удалился. Я слышал, как он о чем-то шушукается с коллегами, а затем на его месте появился второй ассистент, вернее, ассистентка, причем довольно молодая.

- Вас что-то беспокоит? - спросила она.

-  Не обращайте внимания, это чисто внутреннее беспокойство, - ответил я. - Хотя... - я с сомнением посмотрел на нее, - боюсь, как бы оно теперь не стало внешним. Я прилично веду себя с той стороны?

- С той стороны, -  сказала она, - вы ведете себя идеально. Чего нельзя сказать об этой стороне. Если вы еще раз попадете к нам в руки, мы позаботимся о том, чтобы вам сделали анастезию верхней части. Она слишком много болтает.

Больше ко мне не подходили, оставив наедине с собственными мыслями. Через три часа передо мной снова возникло лицо хирурга, улыбавшееся шире обычного.

- Ну, - сообщило оно, - вот всё и кончено.

- В каком смысле? - всполошился я. - Вы хотите сказать, что вот, мол, и кончились мои страдания?

- Ваши страдания, - с удовольствием заметил рыжий хирург, - только начинаются. Вернее, начнутся, когла отойдет наркоз. Я не прощаюсь, ибо, - с оттенком угрозы добавил он, - в ближайшие дни мы увидимся.

Он и в самом деле ежедневно наведывался ко мне в палату - просто так, поболтать, по его же собственным словам.

- Ну, - спрашивал он, - как лежится? Как естся? Как спится?

- Отлично, - отвечал я. - Этой ночью мне снилось, что я летаю.

- Прекрасно. И какою же птицей вы были в этом удивительном сне?

- Подкроватной уткой. Из меня то и дело выплескивались эмоции.

- Да-да, уборщица мне об этом сообщила. Продолжайте летать, выплескивать и выздоравливать.

Однажды он известил меня, что дела мои продвигаются настолько хорошо, что завтра мне выдадут костыли и пришлют ко мне двух врачей - эрготерапевта и логопеда.

- Кого? - переспросил я.

- Эрготерапевт - это врач, который будет учить вас ходить.

- Я понимаю, - ответил я. - А зачем мне логопед? Он будет учить меня разговаривать?

- В вашем случае это совершенно излишне. Логопед будет учить вас молчать.

- Вы шутите?

- Я? - веснушчатый хирург удивленно приподнял рыжие брови. - Что вы такое говорите! Разве врач позволит себе шутить с больным?

На следующий день он явился ко мне в сопровождении двух обещанных врачей, при виде которых мне стало немного не по себе. Первый оказался длинным и страшно худым молодым человеком в очках с чудовищными линзами, на которых глаза его смотрелись точно нарисованными. Второй была пожилая женщина с крашенными в сиреневый цвет редкими кудряшками, причем женшина эта передвигалась в инвалидном кресле.

- Вот, познакомьтесь, - с очередной улыбкой провозгласил мой хирург, - отныне ваши врачи и наставники: логопед и эрготерапевт.

Я механически кивнул и пробормотал:

- Здрасьте...

- Здравствуйте, - отозвалась женщина в кресле.

- До-добрый д-день, - проговорил молодой человек.

- Доктор, - я повернулся к рыжему хирургу, - пока я не сошел с ума, скажите, кто из них будет учить меня ходить, а кто разговаривать?

- Не разговаривать, а молчать, - поправил хирург. - Вашего логопеда зовут доктор Ленц, а эрготерапевта - доктор Биркенмайер.
Пожилая дама и молодой человек кивнули. Причем одновременно.

- Господа, - я сглотнул, - смертельно не хочется быть невежливым, но мне глубоко наплевать, как вас зовут вместе и очень хочется узнать, чем занимается каждый из вас в отдельности.

- Логопед - это я, - сообщила дама.

- А э-эрг-г-го...

- Я понял, - выдохнул я. - А эрготерапевт - это вы. Боже, какое счастье!
После этого замечания я погрузился в оцепенелое молчание.

- Что ж, - нарушил тишину рыжий хирург, - будем считать, что фрау Ленц свою миссию выполнила. Молчать вы научились. Спасибо, мама, - он нагнулся к даме в инвалидном кресле и поцеловал ее в щеку. - Теперь очередь за доктором Биркенмайером. Надеюсь, он столь же быстро и эффективно поставит вас на ноги. Всего доброго.

С этими словами рыжая сволочь ухватилась за ручки инвалидного кресла и покатила свою мамашу-лжелогопеда к выходу. Я продолжал молчать.

- Н-ну ч-что, - проговорил доктор Биркенмайер, - п-приступим?

- П-приступим, - машинально отозвался я.

Молодой человек покраснел.

- З-зачем вы т-так... З-зачем вы д-дра...

- Извините, доктор, - я виновато улыбнулся. - Я не дразнюсь. Я просто медленно отхожу от шока.

Я действительно сделался молчалив. На вопросы я теперь отвечал либо односложно, либо жестами. Когда рыжий хирург наведывался ко мне в палату и интересовался моим самочувствием, я пожимал плечами и отворачивался.

- Рад это слышать! - весело заявлял тот и удалялся.

Дела мои и в самом деле быстро шли на попраку, я уже вполне сносно передвигался на костылях, доктор Биркенмайер, заикаясь, гордился мною вслух, и через несколько недель меня подготовили к выписке. Напоследок мой хирург пригласил меня к себе в кабинет.

- Вот, - сказал он, протягивая мне стопку бумаг. - Здесь ваши медицинские справки, рентгеновские снимки и документы. Остальное я перешлю вашему лечашему врачу.

Я кивнул.

- Что ж, пожалуй, всё, - заключил хирург. - Желаю вам быстрейшего выздоровления и всех благ.

Я снова кивнул - на сей раз с оттенком благодарности.

- Послушайте, - рыжий врач подошел ко мне. - Вы, наверно, решили, будто я ненавижу своих пациентов. Это не так. Я их люблю. А вас я просто обожаю. Я, можно сказать, влюбился в вас с первого взгляда.

Я развел руками, изобразив взглядом сожаление.

- Посмотрите, - он неожиданно ухватил меня за плечо и повернул к зеркалу, так что я чуть не свалился с костылей. - Ведь мы с вами почти что молочные братья. Я рыжий и вы рыжий. У меня лицо в веснушках, у вас их... тоже нет. Вы знаете, что в больнице меня за глаза называют клоуном? Пусть называют в глаза, я не против. Мне это даже нравится. Но рыжий клоун в цирке может быть только один. Я не допущу конкуренции! Ну? Вы мне ничего не хотите сказать?

- Хочу, - ответил я. - Во-первых, спасибо. Это не от меня, а от моей ноги. А, во-вторых... Алле-оп!

Я раскинул в сторону руки, взмахнув костылями, и поклонился, но не удержавшись без привычной опоры на ногах, рухнул на пол. Нога отозвалась совершенно дикой болью. Хирург остолбенело глядел на меня.

- Чего пялишься, - пытаясь не заорать, прошипел я. - Чего пялишься, рыжая сволочь, молочный брат? Клоун... Готовь меня по-новой к операции... Цирк... Я тебе покажу цирк... Цирк только начинается.