ИЗРАИЛЬ. ПЕРЕВОД НА РУССКИЙ УНИКАЛЬНОЙ КНИГИ О РУССКИХ ЕВРЕЯХ ГОТОВИТСЯ К ПЕЧАТИ

Роман А. Цфони "Негасимый огонь" ("Эш ха-Тамид"), выпущенный в свет издательством "Ам Овед" в 1966 году, вызвал в Израиле немедленный читательский интерес. Написанный на превосходном иврите со свойственными этому языку повсеместными библейскими аллюзиями, он был при этом начисто свободен от неологизмов, которые сплошь и рядом звучали тогда не только в тель-авивских кафе и на стогнах Ерушалаима, но и во многих образцах современной прозы. Необычной выглядела и тема: последние годы "штетлов" - еврейских местечек черты оседлости.

Некогда именно десятки этих маленьких городков были средоточием жизни восточноевропейского еврейства. Здесь жили в ужасающей бедности, в повседневном страхе перед самодуром-властителем, душегубом-разбойником, пьяным казаком, погромной толпой. Здесь рожали и растили детей - в поголовной грамотности, в трепетном уважении к традиции, к Учению Торы, а заодно и к учению вообще. Здесь появилось и набрало силу мощное религиозно-философское движение хасидизма.

Просвещенные евреи Хаскалы, нувориши и интеллектуалы, любители Вагнера и Ницше, Новалиса и Маркса, хозяева и завсегдатаи модных берлинских, парижских и варшавских салонов, большей частью стремились дистанцироваться от этого мира, ассимилироваться, слиться с окружающей средой. Именно так видели "маскилим" окончательное решение еврейского вопроса (о, знали бы они, какой смысл вложит в эти слова середина ХХ века!). Но было достаточно и таких, кто не намеревался отрекаться от своего прошлого. Они-то и запечатлели в своих литературных, музыкальных, живописных произведениях самобытный мир местечек, его беды и радости, его удивительные жизнестойкость и жизнелюбие, а также неповторимую смесь юмора и печали - все то, что вошло в список главных основ еврейского национального характера.

Менделе Мохер-Сфарим, И. Л. Перец, Шолом-Алейхем, И. Л. Гордон, Х. Н. Бялик и многие другие оставили нам довольно детальную картину штетла почти на всем протяжении его истории, вплоть до начала 20-х годов прошлого века. Но, как известно, настоящий конец света для еврейских местечек Восточной Европы наступил в начале 40-х, то есть 20-ю годами позже. Именно тогда души миллионов обитателей штетлов вылетели в польское небо из труб крематориев наших гостеприимных европейских хозяев - вылетели вместе с душами тех, кто изо всех сил "сливался со средой". А что происходило в эти недостающие два десятилетия? Неизвестно. "Выпавшие" из жизнеописания местечек годы так и зияли непроницаемой черной дырой, разверзшейся меж погромами Гражданской войны и "душевыми" Треблинки.

И это неслучайно. Российская революция сделала все, чтобы истребить национальную еврейскую культуру. Это было проделано в два приема. Сначала на подвластной большевикам территории был уничтожен иврит - "язык лавочников и раввинов". Война с хедерами, ивритскими общеобразовательными школами и культурным ивритоязычным пространством (которое в России начала 20-х годов было не менее мощным, чем в самой Эрец Исраэль) велась руками Евсекции РКП(б) - преимущественно, бывшими бундовцами, велась будто бы во имя идиша, провозглашенного "языком угнетенных". Но и из "победившего" идиша было немедленно выхолощено всякое национальное содержание в пользу марксистского пролетарского интернационализма. "Затхлому мелкобуржуазному мирку" штетлов в принципе не нашлось места в новой советской литературе, призванной славить доблесть социалистического созидания. Итак, иврит в России был вытоптан на корню, а идишу, прежде чем отправили под нож и его, разрешалось кукарекать исключительно по большевистскому расписанию. В результате, местечко осталось без летописцев; его последние предсмертные годы канули во тьму неизвестности.

В этой ситуации появление романа А.Цфони выглядело как уникальная возможность восполнить трагический пробел в нашей истории. Иными словами, "Негасимый огонь" стал единственным источником света в черном провале забвения - в этом смысле его название и некоторые сюжетные линии носят поистине символический, глобальный характер.
Действие книги охватывает предвоенный период и годы Катастрофы и происходит в основном в городке Гадяч, Полтавской области - старом украинском местечке, где похоронен основатель хасидского движения ХАБАД рабби Шнеур Залман из Ляд, знаменитый Алтер Ребе. На его-то святой могиле и горела лампада негасимого огня, давшего название роману. Верный своей задаче, автор полностью сосредоточен на главной теме: судьба штетла и его обитателей. Поэтому другие события, такие как установление советского образа жизни, индустриализация, коллективизация, сталинский террор упоминаются разве что мельком, если упоминаются вообще.

В отличие от сходного по масштабу романа Василия Гроссмана "Жизнь и судьба", А.Цфони не претендует на толстовский охват событий. Его "война и мир" (неслучайно ссылки на толстовскую эпопею раз за разом появляются в тексте "Негасимого огня") разворачиваются на относительно небольшом пятачке. Рассказ течет неспешно, спокойно, без надрыва и резких сюжетных поворотов - в точности, как жизнь самого штетла на живописных берегах тихой речки Псёл. Тем поразительней эффект, достигаемый в итоге. Подобному взлету философских обобщений, вскрытию неочевидных бытийных связей и глубине проникновения в исторический смысл событий позавидовал бы создатель любого традиционного "большого романа".

Написанная на иврите и изданная в Израиле книга вызвала много вопросов относительно личности автора. Кто он, этот загадочный, никем не виданный А.Цфони? Столь интимное знакомство с описываемым материалом мог демонстрировать лишь непосредственный участник событий. Иными словами, писатель явно пользовался личным опытом, то есть не был израильтянином. С другой стороны, советский гражданин (пусть даже и бывший, репатриировавшийся в Израиль в зрелом возрасте) просто не мог владеть ивритом на таком великолепном уровне. Ведь полное уничтожение языка ТАНАХа в большевистской России и плотный железный занавес не допускали даже мысли о том, что во глубине советских руд может еще теплиться огонек иврита.

И, тем не менее, этот огонек не только теплился, но и оказался негасимым. Под псевдонимом А.Цфони скрывался москвич Григорий Израилевич (Цви-Гирш) Прейгерзон. Он родился в 1900 году на Волыни, в местечке под названием Шепетовка, воевал в Красной армии, а затем окончил Московскую Горную академию и со временем превратился в крупнейшего ученого в области обогащения угля, автора учебников и монографий, воспитателя нескольких поколений российских специалистов. Но помимо этой, видимой, дневной, вполне советской ипостаси, была у Прейгерзона и тайная, скрытая от всех, даже от собственных детей. По ночам он отпирал заветный ящик письменного стола и вынимал листки, исписанные ивритскими буквами, справа налево.

Цви Прейгерзон является уникальным примером писателя, творившего в своеобразной языковой барокамере, без контакта со стихией живого языка. Обычно в этой связи вспоминают Набокова и других русскоязычных писателей-эмигрантов, но на самом деле эти случаи несравнимы. Оторванные от России, Набоков и его товарищи, тем не менее, продолжали жить в русской языковой среде, где вращались многие тысячи соотечественников, выходили газеты, книги и литературные альманахи. В отличие от них, Прейгерзон мог лишь перекинуться словом-другим на иврите с единичными знакомыми (что в конце концов стоило ему восьми лет воркутинских лагерей) или украдкой бросить взгляд на газету, всеми правдами и неправдами доставленную в Москву из далекой Эрец Исраэль. Его упорядоченное обучение ивриту ограничилось местечковым хедером и одним годом, проведенным в знаменитой тель-авивской гимназии "Герцлия" (куда его послал учиться отец и куда он не смог вернуться после каникул из-за начавшейся Первой мировой войны).

И вот - роман "Негасимый огонь", написанный на иврите... Это ли не чудо - настоящее чудо негасимого огня? После того, как Григорию Израилевичу, опять же украдкой, передали пахнущую типографской краской книжку - его книжку! - он вынужден был подавить естественный авторский восторг: томик сразу отправился все в тот же ящик письменного стола, под замок. Но в 1969 году игра в прятки закончилась: семья Прейгерзонов подала документы на выезд. Мечта ученика гимназии "Герцлия" о возвращении в Тель-Авив должна была стать реальностью спустя 55 лет, спустя целую жизнь. Должна была, но не стала: Цви Прейгерзон скончался от инфаркта в том же 1969 году. Его прах покоится сейчас на кладбище кибуца Шфаим.

В настоящее время готовится к печати русский перевод романа "Негасимый огонь". Его выход, несомненно, станет хорошим подарком для вдумчивого и внимательного читателя.

_____________________________
На фото: А.Цфони (Григорий Израилевич, Цви-Гирш) Прейгерзон.