ВОСПИТАТЕЛЬНАЯ МЕРА

Генеральный прокурор Юрий Чайка, выступая на Петербургском международном экономическом форуме (ПМЭФ), призвал вернуть стране аресты без судов. Он предложил предоставить прокуратуре право арестов.

 Юрий Яковлевич, а чего мелочиться ─ рубить хвост кошке по частям? Давайте уж сразу: подозревается ─ к стенке. Не случайно же народ так тоскует по вождю и учителю. Нынче социологи снова бьют тревогу: россияне все меньше любят Путина, зато всё больше симпатизируют Сталину. Оказывается, уже 70% опрошенных  граждан благосклонно относятся к бывшему генсеку.  Растущая популярность  вождя и учителя  с сильно подмоченной репутацией   заметно проявляется  на фоне  падения доверия  к действующим политикам.  Обычно такое происходит в годы социально-экономических неурядиц, когда население начинает обращаться к истории. Мол, были люди в наше время, была великая страна. При этом, по мнению большинства, репрессии в тот период были оправданны политической необходимостью суровой эпохи. А с ростом  симпатий к Сталину,  большинство граждан желают  возвращения смертной казни. Причём не только за такие ужасные с точки зрения морали преступления, как убийства, или  педофилия, но и  за коррупцию, мол, ─ в Китае не глупее нас!  

***

Сталин слегка постучал трубкой по пепельнице:

– А – настроение молодежи?  Нада усилить наблюдение за настроениями студентов! Нада викорчевывать нэ по адиночке – а целыми группами! И надо переходить на полную меру, которую дает вам закон – двадцать пять лет, а не десять! Десять – это шькола, а не тюрьма! Это шькольникам можне по десять. А у кого усы пробиваются – двадцать пять! Маладые! Даживут!

 – Мы понимаем, товарищ Сталин! Классовая борьба будет обостряться! Так тем более тогда, товарищ Сталин, войдите в положение – как нас связывает в работе эта отмена смертной казни! Как нам смертная казнь нужна! Товарищ Сталин, верните нам смертную казнь!! – от души, ласково просил Абакумов, приложив пятерню к груди и с надеждой глядя на темноликого Вождя.

И Сталин – чуть-чуть как бы улыбнулся. Его жесткие усы дрогнули, но мягко.

– Знаю, – тихо, понимающе сказал он. – Думал. Удивительный! Он обо всем знал! Он обо всем думал! – еще прежде, чем его просили. Как парящее божество, он предвосхищал людские мысли.

– На-днях верну вам смэртную казнь, – задумчиво говорил он, глядя глубоко вперед, как бы в годы и в го-ды. – Эт-та будыт харешая воспитательная мера.

Еще бы он не думал об этой мере! Он больше их всех третий год страдал, что поддался порыву прихвастнуть перед Западом, изменил сам себе – поверил, что люди не до конца испорчены. (В Круге Первом. А.Солженицын)