Я не согласен ни с одним словом, которое вы говорите, но готов умереть за ваше право это говорить... Эвелин Беатрис Холл

независимый интернет-журнал

Держись заглавья Кругозор!.. Наум Коржавин
x

Женщина, для которой театр - это её жизнь

Новая книга Аллы Цыбульской - театроведа, публициста, человека

Опубликовано 17 Марта 2015 в 07:52 EDT

Рахель Гедрич
...Сложно ли было остаться верной себе, своему призванию? Да, очень сложно. Не то слово. Обстоятельства требовали во имя выживания полностью отказаться от всего, что было содержанием моей жизни. Но когда мы очень чего-то хотим, считаем главной ценностью своего существования, то ради этого мы идем на то, что от много отказываемся. Это свобода выбора. Люди моей профессии как правило эмигрируют, если получают приглашения на работу в университеты, в театральные школы. У меня не было ни приглашения, ни английского...
________________________
В фотоокне
Алла Цыбульская.
Гостевой доступ access Подписаться

Алла Цыбульская – театрaльный критик, лектор, член Союза театральных деятелей России. Окончила Ленинградский институт культуры имени Н.К. Крупской (дирижёрско-хоровое отделение), Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии (ЛГИТМиК) и факультет театрального искусства Массачусетского университета. Работала в должности лектора-театроведа в Московской государственной филармонии. Имеет публикации на темы театра и музыки в российской прессе  (журналы «Музыкальная академия», «Музыкальная жизнь», «Театр», «Театральная жизнь», газеты «Ленинградская правда», «Вечерний Ленинград», «Вечерняя Москва», «Культура»). С 1995 года живёт в Бостоне. В США печатается в журналах «Вестник», «Чайка», «Кругозор», газетах «Новое русское слово», «Еврейский мир», «В Новом Свете», «Русский Базар»."

 "Алла Цыбульская - женщина, для которой Театр важнее, чем жизнь. Её  эрудиция во всём, что касается театра, феноменальна, потому что она театром живёт. Её совместные с пианистом Борисом Фогелем концертные программы скорее напоминают спектакли, жанр которых сложно определить - здесь и поэзия, и история, и музыка сплетаются воедино. Есть уровень профессионализма, определяющий принадлежность к профессии, - это необходимый уровень, чтобы заниматься ею серьёзно. Выше этого начинается уровень уникальности, на котором каждый творящий ни на кого не п охож. Я уверен, что Алла Цыбульская принадлежит к этой уникальной плеяде".

/Юрий Магаршак , Нью-Йорк/

"С Аллой Цыбульской я познакомился в 1995 году по публикациям в журнале "Вестник", который выпускали пять бывших советских диссидентов во главе с Виктором Блоком. За все годы нашего знакомства меня приятно удивляла непреходящая страсть Аллы к искусству. И в Союзе, и в Америке Алла общалась с цветом петербургской и московской творческой интеллигенции: выдающимися актёрами, музыкантами и композиторами. Обладая музыкальным и искусствоведческим образованием в СССР, публикуясь в самых серьёзных музыковедческих изданиях Советского Союза, Алла взялась за учебу в Бостоне и получила американский диплом искусствоведа. Круг её общения и знаний в Америке стал намного шире. Для меня важно, что все её рецензии на спектакли американских театров и российских гастрольных коллективов  написаны сердцем и проверены "алгеброй" советского и американского образования. Сейчас у Аллы вышла книга, которая объединила её творчество разных лет, и предстала перед нами своеобразной историей искусства. Спасибо, Алла!"

/Виктор Снитковский, Бостон/


- Добрый день, Алла. Вы находитесь в Нью-Йорке в связи с выходом в свет вашей новой книги. Мы очень её ждали. Расскажитe , пожалуйста, о ней.

- Моя книга "Иллюзии и истины театра" посвящена театру драматическому и  оперному, актёрам и режиссерам российским и американским. Точнее, она состоит из впечатлений, оставленных спектаклями  в Америке за двадцать лет моей жизни. Приехав в Бостон в 1995 году, я старалась не упускать ни единой возможности посещать привозимые из России гастроли. По профессии я театровед, театральный критик. И видя все социальные преимущества  в структуре новой страны, без  возможности продолжать заниматься своей профессией, я бы в Америке не нашла себе места. Откликаясь на спектакли статьями, я через какое-то время стала задумываться о том, что память об испытанных  чувствах, вызванных игрой актеров или режиссурой, исчезает. Потом я обнаружила, что прекращают существование и издания: журналы, газеты, в которых публиковались мои рецензии.

А ведь русскоязычная публика в эмиграции продолжала посещать театр, любить тех уникальных актеров, с которыми рассталась. Аншлаги возникали  неизменно, когда приезжали С.Юрский, М.Козаков, О. Табаков, А.Фрейндлих,  И. Чурикова, Н. Караченцев, А. Михайлов, К. Райкин....Просвещенная  наша  публика "шла" и на редко привозимые режиссерские спектакли- К. Гинкаса, М. Розовского, Р.Виктюка, наконец, Римаса Туминаса… Полюбился и канадский театр имени Варпаховского.

Я  стала посещать спектакли двух  репертуарных  драматических театров  Бостона. Там тоже рождались спектакли - события в искусстве. Я увидела, что языковой барьер не помеха, наша интеллигенция также посещает их с интересом. Способ получать удовольствие  прост: - перед посещением спектакля необходимо прочесть пьесу. Tогда ясен и смысл, и  понятны режиссерские   идеи, воплощающиеся в  мизансценах…

И вот произошло следующее: гастролей из России стало меньше. Внимание публики, любящей театр, обратилось к опере, чему способствовали трансляции в кинотеатры из Метрополитен-опера. Так публика узнала и полюбила оперных "звезд"- российских и западных. И я поняла, что мои отклики как рецензента становятся частью истории общей, проживаемой  вместе с теми, с кем я совпала по времени жизни в эмиграции. И эту часть истории нужно сохранить. Так в издательстве "Либерти"  появилась   книга   "Иллюзии и истины театра".

- Как проходят ваши встречи с читателями? Какие вопросы вам задают чаще всего?

- Встреч было всего две. В книжном магазине на Манхэттене: там были хорошие вопросы, прояснившие  заинтересованность читателей  проблемами театрального искусства, и в Бруклине, где особого отклика я не почувствовала.
Спрашивали меня о том, чего я касалась: об отличии русской школы переживания от западной школы представления, о системе тренинга для актеров Станиславского,  о   судьбе Михаила Чехова в Америке, о значимости ленинградского Большого Драматического Театра   в пору, когда им  руководил  Г.А.Товстоногов…  Мне было интересно говорить об этом.
Встречу в Бостоне, назначенную на 22 - ое февраля, пришлось перенести на 15-ое марта  из-за невероятных снегопадов, сугробов, сбоев в движении транспорта…

- Вы не упомянули о том, что предоставили нью-йоркской публике возможность услышать вас в литературно-музыкальной программе "Романтическая Драма: От Шиллера к Гюго и Ростану", подготовленной вами в соавторстве с  известным пианистом Борисом Фогелем. А также стали участником телевизионной программы: "Персона Грата" на канале  "НТВ - Америка"  и гостем Майи Прицкер в её авторской телепрограмме на RTN.

- Просто не пришлось ещё к слову. Мою профессию составляют два аспекта:  театрально-рецензентский и театрально - лекторийный.  Слово "лектор" сейчас пугает. Мои концертные программы строятся так, что просветительская часть  припрятана  под эмоциональной сюжетной подачей. 

- Вы родились в Ленинграде. Какие чувства вы испытываете к городу на Неве?

- Город на Неве - моя родина. Мне повезло родиться в одном из самых красивых городов мира. Это утверждают те, кто много где побывал, и может сравнивать. Я путешествовала не так уж много. Я росла и училась в городе, который и сам по себе формирует людей, а к тому же в нем на своём жизненном пути я повстречала интеллигентных высоко образованных,  незаурядных людей, общение с которыми обогащало.  У меня были великолепные учителя. А на занятия я шла, восхищаясь   общим  величием архитектурных ансамблей, созданных выдающимися  зодчими, симметрией  улиц и площадей.

Тем страшнее на фоне такой красоты было читать сохраняемую вывеску на   Невском  у арки Главного штаба: -"Эта сторона улицы при артобстреле наиболее опасна". Всю блокаду пережила моя мама. Отголоски пережитого ею и чудом выжившими ленинградцами  были моей  атмосферой. В  Ленинграде - ныне вновь Петербурге - прошли мое детство и юность.

И когда я дважды приезжала в отечество из Америки, и мои друзья встречали меня, то прежде всего они везли меня по городу, на Неву, по набережным, к  дворцам и мостам, по которым я шла пешком бесчисленное количество раз, к Летнему саду, куда меня водили гулять ребенком, и я вновь цепенела от божественного облика   статуй… Какие  чувства? Всё сплелось от вида великолепия и нахлынувших воспоминаний…  Любовь…

Наплывают строки Мандельштама: " Я  вернулся в мой город, знакомый до слез"… Но есть в Ленинграде-Петербурге и непарадная часть города, хорошо знакомые мне Разъезжая и Коломенская, Боровая и Свечной переулок… Это скорее  Петербург Достоевского. И он проникает в сердце по-другому, и тоже сильно. Памятник Петру Бартоломео Расстрелли перед Михайловским замком я предпочитаю более знаменитому памятнику  Петру Фальконе. Тут вспоминаются  строки  Ахматовой: " И сколько очертаний городов из глаз моих могли бы вызвать слезы, а я один лишь город знаю"…

- Чем вы занимались в Москве? Были ли на вашем творческом пути какие-либо трудности, связанные с вашим мировоззрением либо национальной принадлежностью?

- В Москве всё моё образование музыкальное - дирижрско-хоровое отделение института культуры имени Крупской и театроведческий факультет ленинградского института театра, музыки  и кинематографии, наконец, получило полноценную реализацию. Если в Ленинграде я работала в редакциях, где печаталась внештатно, а получив тарификацию лектора Ленинградской государственной филармонии, выступала в концертах не чаще пяти раз в месяц, и мне приходилось тянуть лямку учительницы музыки в школе, чтобы получать самую скромную зарплату, то в Москве я мобилизовалась предельно, и прошла испытание художественным советом в московской государственной филармонии, чтобы быть принятой на работу в это высокое   учреждение искусства. Я проработала там 15 лет - с 1980 года по 1995-ый, до моего отъезда в Америку. И  эти годы были самыми полноценными и самыми счастливыми в моей профессиональной биографии. 

Я любила свою работу, и думаю, была там на своем месте. А о трудностях скажу: они  были - не   то слово. Попробую пояснить. Сначала о трудностях профессии. Я поступала в институт театра, музыки и кинематографии в 1968 году. Только что в центральных газетах были опубликованы статьи, шельмовавшие Солженицына. Между тем, реабилитированного Солженицына включил в курс советской литературы мой преподаватель в институте культуры, и я с волнением сдавала экзамен, говоря и о рассказах "Матренин двор", и "Случай на станции Кречетовка", это помимо самой повести "Один день Ивана Денисовича".  Солженицын попал под разгром после того, что поначалу он был дозволен.

И вот - снова гонения. Я поступаю в Театральный и сдаю экзамен по литературе за десятилетку, словно у меня нет диплома об окончании другого высшего учебного заведения. Отвечаю по билету всё, что должна. И вдруг педагог говорит:

- Я вижу, вы всё это знаете. А скажите, кого вы любите из современных писателей?

И я думаю: если назову, как он это воспримет? Ведь если он не совпадает с официозом, я пропала…  И я решаюсь: пан или пропал. Говорю: люблю Булгакова и Солженицына. Лицо моего экзаменатора светлеет, и он просит меня осмысления ситуации в рассказе "Случай на станции  Кречетовка".  И я, забыв о своих опасениях, говорю об ужасе вбитой в сознание масс шпиономании, о гибели невинного человека, о том, что на его примере было очевидно , сколько людей загубили…Говорить вслух о том, чего люди продолжали бояться, я смела и тогда, в юности, и потом, и кажется, уже теперь навсегда.

Но вы спрашиваете меня о трудностях, связанных с пятым пунктом … У меня был не только этот "изъян". Я никогда не была в комсомоле.  Представляете, каково было поступать в институт? Это же было совершенно недопустимо! Но я умудрилась и в партию не вступить. Устроиться на работу человеку с гуманитарной профессией, то есть, работнику идеологического фронта, будучи беспартийной еврейкой, практически было невозможно. И я работала по своей первой скромной профессии учительницы музыки, и понемногу печаталась. Но спустя время все-же нашла свою нишу, получив тарификацию лектора. Таким образом, я переходила в категорию исполнителей, какими были музыканты, чтецы, певцы и т.д.  А на них драконовские анкетные правила не распространялись. Иначе кто бы играл в оркестрах?..
 
Но откровенно, я не люблю говорить на эту тему. Ведь были люди без особых данных и заслуг, которые прикрывались жалобами на то, что им не дают ходу.  Стремясь к справедливости, скажу, что при советской власти, несмотря на препоны, талантливые люди все-таки пробивались.

- Ваше отношение к советской власти? Повлияли ли ваши родители на ваше мироощущение и если да, то как?

- Вот тут и возникает ваш вопрос о моем отношении к ней. Кажется, кое-что уже понятно из моего  упоминания  о том, что я в   комсомоле не была, в партию не вступала. Я училась в старших классах, когда шел процесс над  Пастернаком. И впервые услышала: "Я книгу не читал,  но  скажу…"  И я увидела тупых долдонов, бубнящих по    бумажке, их  злую  брань. Тогда я не могла еще  читать  " Доктора Живаго",  но я видела глумление над его автором. И в этом участвовали  представители власти. Много раз потом я была свидетелем поношений, осуждений и уничтожений, вершимых как неправый суд.

Другим потрясением  был процесс в Ленинграде над поэтом Иосифом  Бродским. И хотя защищал  его  выдающийся филолог Ефим Григорьевич Эткинд, а запись этого уродливого процесса вела отважная Фрида Вигдорова, отвратить страшную участь поэта, им не удалось. Как я могла относиться к этой удушающей власти?  И, конечно, мои родители воспринимали это также, они рано мне объяснили, что и как, предупредив, что говорить на эту тему нельзя ни с кем. Кстати, великий режиссер Г.А. Товстоногов никогда не подписывал ни одно воззвание партии  и правительства с требованием осудить кого-либо, будь это Солженицын, или Ростропович и Вишневская, или Синявский и Даниэль.

Советскую власть я не принимала. Но глядя на неё из сегодня, скажу, что у неё были свои серьезные достижения. С беспризорными детьми вопрос был решен. Детские дома - это  трудное детство, но ужаса с бездомными детьми, как это происходит сейчас в России, не было. И бездомных голодающих и холодающих домашних животных в таких катастрофических количествах, как сейчас, тоже не было. Этапы перехода к капитализму в России вызвали трагические ситуации.

- Когда вы эмигрировали в Америку и почему?

- Это совсем личный вопрос. Я не эмигрировала. У меня на такое действие не хватило бы физических сил. И я всегда понимала, что отъезд вынудит меня расстаться с профессией. Ни в Америке, ни в Израиле на работу, ради получения которой я положила свою жизнь, я рассчитывать не могла. И я жила в Москве, обуреваемая ужасом от всего происходящего, и разделяла участь многих порядочных людей, которые по разным причинам не эмигрировали. На моих плечах была больная пожилая мама и подобранный в беде пёсик. Полагаться ни   здесь, ни там было не на кого. Куда было с ними отправляться в путь? Истины реальности  были суровы. Иллюзий тоже не оставалось.

Ещё один пример трудностей. В Ленинграде я печаталась в газете "Ленинградская правда". Шаг за шагом моим публикациям  давали больше места. В отделе искусства работали три интеллигентные  достойные женщины, понимавшие правила  официоза. Писала я об оперном театре, казалось бы, далеком от необходимости укладывать материалы о нём в прокрустово ложе идеологии. Но однажды выяснилось, что и тут требовались подчинения.

Мне была заказана рецензия на постановку оперы Верди "Дон-Карлос". Её ставил   по  приглашению главного режиссера Кировского театра Романа Тихомирова  режиссер Туманов.  Мне давали "подвал". Я ликовала от возможности высказаться сполна. Но я всегда просила давать мне вычитывать гранки, боясь ошибок. И меня вызвали в   редакцию с этой целью. Свою статью я не узнала. Спокойный доброжелательный разбор   был превращен в побоище. Почему такая правка с искажением  смысла? Мне объяснили, что так хочет редакция. Почему она так хочет?

Медленно я стала доискиваться причин истинных. Выяснилось, что обком решил снимать Тихомирова с должности главного. И поводом была постановка этого произведения - как факт  неправильной  репертуарной политики. Мотивировка объяснения шла дальше и была абсурдной: зачем ставить эту оперу Верди, если она уже имеется в репертуаре Малого театра оперы и балета. Теперь поясню: - исторически сложилось, что в Ленинграде-Петербурге - два театра оперы и балета - Кировский (Мариинский) и Малый театр оперы и балета   неоднократно переименованный), ныне Михайловский  - имеют один и тот же репертуар, но поставленный и решенный по-разному. Другая   аналогия:  в Москве  Большой театр  и   музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. В каждом, к примеру,  свое  "Лебединое озеро".

Обвинение было абсурдным. И дать себя и свое имя быть использованными для оправдания действий обкома я не согласилась. Я просто сняла статью из номера. "Вы в своем праве", - ледяным тоном ответила мне редактор. Этим поступком я закрывала себе перспективу выхода на  профессиональную работу. Теряла возможность быть принятой в редакцию. Лишала себя ожидаемой характеристики от газеты для вступления во ВТО (Всероссийское театральное общество). Но не совершила поступка во имя своего успеха, которого бы стыдилась. Тихомирова, увы, всё равно сняли. Но я в этом действии властей участия не принимала. И впоследствии при любой ситуации выбора никогда не подписывала того, что считала недостойным. Никакой карьеры я не сделала. Но занималась любимым делом и сосредоточивалась на его сущности. 

Когда я стала лектором Московской государственной филармонии, в этом плане мне стало легче. Устно я могла рассказывать об участи закрытого Сталиным МХАТА - второго, о  ликвидированном им Камерном театре… О насаждении метода социалистического реализма. О фактическом уничтожении искусства … Устные лекции не цензурировались.

В начале 90-х я рассказывала со сцены о Вахтанговском театре, о том, какой бурной была реакция зала на премьеру "Принцессы Турандот"  в голодной Москве начала 20-х годов 20-го века. И внезапно ощутила холодок из зала как отклик на мои слова. А какой как не голодной была Москва снова?

Теперь вернусь к вашему вопросу об эмиграции. Не из-за наступивших лишений  я  растерялась. Меня повергал в ужас, напоминая о Германии 30-х годов, поднявший голову антисемитизм. На улицы вышли неонацисты. На стеклянной двери ближайшего гастронома я читала воззвания: "Соотечественники, доколе мы будем  терпеть инородцев? Пусть убираются в Израиль и в Америку!"

Я, взращённая на русской литературе, оказывалась чужой, изгоняемой. У меня начинался нервный  срыв. Я работала, ездила на гастроли, продолжала быть востребованной, но внутри поселилась боль. Именно в это время меня разыскал школьный товарищ, давно эмигрировавший в Америку, когда-то влюбленный,  и не получивший взаимности тогда. Он пригласил меня в гости, показал, как пройденные годы пошли ему на  пользу,  окружил преданным вниманием и убедил выйти за него замуж. К этому времени и он, и я были в разводе. Так я приехала в  Америку,  став  женой  гражданина Америки, и смело уже взяв с собой маму и собаку. Не ведала я, какие непредвиденные трудности и испытания ждут меня впереди. В итоге   справляться с ними    мне пришлось   самостоятельно…  

- Живя в Бостоне, вы продолжаете писать о театре и выступаете с поэтическими спектаклями. Сложно ли было остаться верной себе, своему призванию? Как вам это удалось?

- Да, очень сложно. Не то слово. Обстоятельства требовали  во имя выживания полностью отказаться от всего, что было содержанием моей жизни. Но когда мы очень чего-то хотим, считаем главной ценностью своего существования, то ради этого мы идем на то, что от много отказываемся. Это свобода выбора. Люди моей профессии как правило  эмигрируют, если получают приглашения на работу в университеты,  в театральные школы. У меня не было ни приглашения, ни  английского. Уча бытовые фразы, я волновалась о том, как сказать на английском "трагический герой с трагической виной". И я стала учить язык, видя в познавании его путь к спасению. 

3 марта 2015 года, с волнением внимая речи Нeтаньяху по другому поводу, я услышала замечательную фразу: "Самый трудный путь - это тот путь, по которому никто не шёл." И я поняла, что этот путь я проделала, несмотря на камни, что летели в мой огород. Камни бросали в меня не незнакомые американцы, а соотечественники. Им не нравилось, что я живу, не подчиняясь общим правилам.

Я не пошла на любую поденную работу, я не примкнула к какой-либо компании. Причина? Я не могла допустить даже мысли о том, чтобы маму отдать в nursing home (дом инвалидов - РЕД.). Мою маму, меня воспитавшую, в меня вдохнувшую любовь к искусству и литературе, отдать на чужие руки в стране, языка которой она не знает? Я ухаживала за мамой, надламывала спину, поднимая и переворачивая её, никогда не оставляла её даже на день, не ездила отдыхать и путешествовать, и была счастлива, что могу о ней заботиться, сопровождать к  врачам и вникать во все, что может помочь  продлить ее жизнь. Это рассматривалось как моя работа, и я получала $ 300  в месяц. Может нравиться такая жизнь?! А находились те, кто мне завидовал. Соседка, встречая меня на прогулке с собакой, отмечала: "Гуляем!" И я отвечала: "Гуляем!". Бог мой, какая суровая необходимость была в этих прогулках…

Но по вечерам, когда все было сделано, я уходила на занятия. И к ним готовилась. И день за днем, год за годом, преодолевала  трудности  постижения  языка в уже не юном возрасте, сначала это был колледж, потом Университет Массачусетса. Его я закончила, получив диплом бакалавра театрального искусства. Как сказать и написать "трагический герой с трагической виной" по-английски я уже знаю. Увы, никому не дано прожить две жизни. Образование, полученное в Америке, помогает мне заниматься литературным трудом, но теперь, когда бы я уже могла работать, я заболела. И знания могу использовать в литературной и концертной работе, но не занимая позицию служебную.

Трудно или легко оставаться верной себе? Не знаю. Ведь всё, что происходило со мной в Америке, продолжало предшествующее, происходившее в России. Выбирая свою профессию, я знала, что финансового благополучия не обрету. Я просто любила то, к чему стремилась,  и остальное было для меня не так важно. А когда  я поняла, что к тому же могу выразить устно и письменно мои мысли и чувства  о театре, я почувствовала себя на своём месте. И растоптать эти искры в себе я уже не позволила никому.

Вот ответ: было легко или трудно. Судите сами. Я посылала свои рецензии в разные издания, и их печатали. Организовать концерты было трудно. Да и сейчас нелегко. В филармонии концерты формировали администраторы. И меня просто направляли туда, где они проходили. В Бостоне я должна всё осуществить сама. Правда, теперь уже меня знают, я как бы снова получила знак качества, но русскоязычной публики немного. И с большими полноценными программами, увы, я выступаю немного. А они могли бы звучать и звучать. Перечислю: "Дама с камелиями на драматической и оперной сцене", "Героини  Володина крупным  планом", "Шопен. Судьба. Письма".

Последующие наименования были подготовлены с пианистом Борисом Фогелем. Это "Пастернак и музыка", "Ахматова и музыка", "Пушкин и музыка",  "Три трагические актрисы" (новеллы о Марии  Ермоловой,  Алисе Коонен, Алле Тарасовой), "Карточная игра в русском театральном искусстве" ("Пиковая дама", "Маскарад", "Свадьба Кречинского),"Отпусти народ мой" (Посвящение трагедии Холокост), "Объяснение в любви" (композиция из литературных  и музыкальных произведений),  "Влюбленный  Шекспир", "Романтическая Драма: От Шиллера к Гюго и Ростану". Последнюю программу Вы слушали в Нью-Йорке.

- Ваши поэтические спектакли созданы в творческом тандеме с пианистом Борисом Фогелем. Что Борис привнёс в эти задуманные и созданные вами программы?

- На вопрос об участии и значении Бориса в моих программах отвечаю с радостью. Мне его судьба послала, не иначе. Без музыки не как иллюстрации, а как  "сквозного"  действия я не представляю свои концертные программы. Борис имеет большой опыт концертмейстера, он работал в Москонцерте. Но встретились мы в Бостоне.  Он - тонкий музыкант, у него чудесная нюансировка. И никогда нет эстрадного эффектного броского посыла. Обычно я читаю ему сценарий, и он думает вместе со мной. От него исходят прекрасные предложения, музыки он знает и помнит бездну. И  его  предложения всегда удачны. Бывают и у меня идеи,  он всегда готов разыскивать ноты,  что  я прошу, и мы радуемся, когда получается эмоционально. Наша общая задача -  театральная приподнятость и драматизм в концертах. К тому же, Борис  хорошо поёт. В Москве в лекциях - концертах участвовало много исполнителей, в Бостоне в наших концертах исполнение на наших плечах.

- Алла, в начале 90-х вы побывали в Израиле. Расскажите, пожалуйста, о своих впечатлениях. 

- Вы возвращаете меня к необычайно яркому событию в моей жизни. В 1989 году, когда уже вовсю шёл поток эмигрантов из России в Израиль, я побывала в этой стране по приглашению нашедшего меня дяди. Он уехал в Палестину из Ленинграда в начале 20-х годов, и вновь приехал на родину во время  горбачёвской перестройки. Так вот произошла знаменательная и волнующая встреча. Я знала о нём под великим секретом семьи. И этот мифический дядя вдруг, во  плоти и в яви, с двумя сыновьями приезжает и ищет из семьи тех, кто жив. И находит меня в Москве. И радуется моему сходству с отцом.

Так я получила приглашение в Израиль. Оно прибыло с гастролями Тель-Авивского  Камерного театра. Дело в том, что один сын моего дяди - талантливый художник, и он оформлял именно тот спектакль, который привезли на гастроли в Москву. Он по-русски не говорит, но с ним возникла общность сразу. А другой мой кузен унаследовал профессию  дяди - он геодезист. Так, что я жила в Тель-Авиве в чудесной семье и была окружена потрясающим вниманием и сердечностью. Что меня потрясло тогда, это молодой еврейский народ -  мужественные атлеты без  комплексов европейских евреев. Они живут в своей стране, и им не приходится думать о том, как к ним отнесутся в связи с тем, что они - евреи. Мне бы очень хотелось жить с таким чувством в Израиле с одной оговоркой: если бы я там родилась.

Для эмиграции у меня была не та профессия. Я опоздала. Но с семьей дяди (увы, он умер), у меня сохраняются самые добрые отношения, мы переписываемся, два раза виделись, когда они приезжали в Америку. Моя мечта - туда поехать вновь.  Из городов мне близок Тель-Авив: светский город, с театрами, музеями… И чудесными пляжами!

В Иерусалиме я провела два дня, конечно, осталась под впечатлением его величия… Потрясли меня библейские места: Вид с горы Синай, Гефсиманский сад, река Кедрон… Увидеть воочию  и поверить, что это не сон?! Что все это существует, а не явление литературы…  А вечером наивно спросить кузена: "Твоя дочь пойдет в армию? Как это девушке?"  И услышать ответ: " Да, пойдет! Она что, слабая?"   
Вот такой наш народ в Израиле!

- Какие качества личности вы могли бы отнести к понятию "еврейская душа"?

- Это очень дорогое для меня понятие. Хорошая душа есть у всех народов. Еврейская душа- это хорошая душа с нежным, знакомым с детства этническим оттенком. Я не знаю идиш, но есть слова, что звучат для меня музыкой. Я их слышала от бабушки - маминой мамы. 

Еврейская душа  - это добрая душа. Все мои родные - мама, мамины сёстры, их мужья, бабушка воплощали для меня это понятие. Последний человек с еврейской душой, которого я видела, это был персонаж спектакля театра Гешер "Дело Дрейфуса"- Залман.  Таким, каким его сыграл Владимир Портнов. Он напомнил мне моих умерших родных.  В спектакле он погибал от рук немцев.  

Из реальной жизни люди с еврейской душой, как мне кажется, исчезли. Видимо, её иссушил исторический опыт. Произошло массовое ожесточение.  Сужу, исходя из впечатлений в эмиграции. Никто никому особо не сочувствует. Но каждый хочет, чтобы другой похлебал бы не меньше, чем ему досталось. А ведь, казалось бы, естественно хотеть, чтобы следующий не намучился бы столько же. Так нет: пусть и он! К еврейской душе такая позиция отношения не имеет.

- Ваше отношение к современной еврейской культуре, в частности, к национальным поэзии и театру?

- Сложно ответить. Я не знаю современную еврейскую культуру, тем более - поэзию, и даже театр. Кроме театра "Гешер", который я люблю. И театра "Габима", в котором смотрела в Тель-Авиве пьесу Миллера  "Смерть коммивояжера",  а в Москве в постановке Любимова показанный на гастролях  "Закат "Бабеля. А из литературы я знаю и наслаждаюсь чтением произведений Меира Шалева. Осталась под  большим впечатлением от его "Русского романа" и от повести "Дело было так". 
 
- Планируете ли вы вновь посетить Нью-Йорк со своими музыкально-поэтическими спектаклями?

- Вопрос о выступлении в Нью-Йорке зависит не от меня. Я каждой возможности выступить счастлива. У меня московская тарификация артиста. По диплому  Университета Массачусетса я - актриса, бакалавр театрального искусства. Но без посредника, кто бы организовывал концерты, я сама не знаю, к кому обращаться. У меня есть DVD моих программ. Это то, что я могу предъявить.
 
- Алла, какой вопрос Вы хотели бы задать самой себе? И чего желаете самой себе?

- Вопрос себе? Пожалуй, жалею ли я о том, какой прошла путь? Нет. Жалею ли я о том, что перенесла испытания, которых не должно было быть? Да.

Что желаю себе? Я люблю совпадения. Судьба иногда расставляет знаки. Приведу два случая из моей жизни. Перед отъездом из Москвы в Америку я по телевидению смотрела фильм Висконти о короле баварском - Людвиге - мечтателе, романтике, любителе лунного света и лебедей. Кстати, не  навеяли ли образы лебедей из озера этого странного короля идею балета "Лебединое  озеро"  Петру Ильичу Чайковскому? Они были современники… Сюжет фильма трагичен: король, признанный душевнобольным, вырывался из рук санитаров и  бросался в озеро, где тонул…

Впечатление от этого фильма продолжало подспудно  жить во мне уже по приезде в Америку, когда сюжет собственной жизни  грозил полным обрушением существования. Парадокс: я думала о злополучном Людвиге. И вот, прогуливаясь вечером с моей собакой, у двери какого-то магазина я увидела стопку книг. Книги меня всегда притягивали. Я наугад приоткрыла одну из книг, и, о чудо, это была история короля баварского Людвига! Мне словно был послан знак.  Тот, о ком я  думала,  появился передо мной!

Другой случай тоже связан с перекличками. Перед отъездом в Москве ко мне пришёл человек  купить книги. Крайне тяжелый момент в жизни уезжающих. Все любимое с собой не увезешь. Пришедший был книгочеем. Он спросил у меня: "Вы читали "Жизнь и смерть  Артемио Круза" Карлоса Фуэнтоса?  Я не читала. Но через два года, проходя курс мировой  литературы в колледже, в списке я нашла название этого романа и прочла его уже по-английски. Фантастической силы произведение! Поток сознания! Трагизм уходящей жизни! В этих совпадениях была очевидная драматургия!

Я рассказала об этих двух случаях, когда ситуации  прошедшего  находят отклик  в будущем. Отвечая на ваш вопрос, скажу, что желаю  себе, чтобы в моей жизни, сколько будет отпущено, мне хотелось переворачивать следующую страницу и  чувствовать, что продолжение следует.

________________________________

На фото: обложк книги Аллы Цыбульской; Во время выступления. Слева направо - Борис Фогель и Алла Цыбульская. 

 

Не пропусти интересные статьи, подпишись!
facebook Кругозор в Facebook   telegram Кругозор в Telegram   vk Кругозор в VK
 

Слушайте

ПОЛИТИКА

«Ах, война, что ж ты сделала, подлая…»

По итогам двухлетней военной кампании появляется все больше признаков того, что война поворачивается в пользу России как на поле боя, так и с точки зрения ослабления некогда безоговорочной поддержки Запада. Но прогнозировать продолжительность и завершающий итог этой бойни сейчас невозможно.

Эдуард Малинский март 2024

НОВЫЕ КНИГИ

Мифы, легенды и курьёзы Российской империи XVIII–XIX веков. Часть первая

Пушкин: «Так было мне, мои друзья, и кюхельбекерно, и тошно». Маркиз де Кюстин. Шокирующие «Записки о России».

Игорь Альмечитов март 2024

ПРОТИВОСТОЯНИЕ

«Страшнее кошки зверя нет»

Уже в конце октября «Ансар Алла» начала ракетные обстрелы Израиля, правда, без видимого успеха. Йемен и Израиль разделяют почти 2000 км, по земле — это напичканная системами ПВО территория враждебной хуситам Саудовской Аравии, а в Красном море постоянно дежурят корабли военно-морского флота США, способные перехватывать ракеты. Кроме того, и сам Израиль защищен собственными современными системами противоракетной обороны.

Эдуард Малинский март 2024

ИСТОРИЯ

САМЫЕ ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ О ВЛАДЕ ДРАКУЛЕ

Валашский князь-господарь и воевода Влад III Басараб, больше известный широкой публике как Влад Дракула, является одной из самых сильных и ярких фигур европейского средневековья, человеком великой и трагической исторической судьбы, очень мощной, противоречивой и неоднозначной во всех смыслах и отношениях личностью. И, если вдуматься, это действительно так, ведь Влад Дракула был очень спорной и амбивалентной личностью, вызывающей двойственные и противоречивые чувства.

Аким Знаткин март 2024

Держись заглавья Кругозор!.. Наум Коржавин

x

Исчерпан лимит гостевого доступа:(

Бесплатная подписка

Но для Вас есть подарок!

Получите бесплатный доступ к публикациям на сайте!

Оформите бесплатную подписку за 2 мин.

Бесплатная подписка

Уже зарегистрированы? Вход

или

Войдите через Facebook

Исчерпан лимит доступа:(

Премиум подписка

Улучшите Вашу подписку!

Получите безлимитный доступ к публикациям на сайте!

Оформите премиум-подписку всего за $12/год

Премиум подписка